– И что тогда? Ты и ее назовешь Парагон – Совершенной? – ядовито осведомился талисман на запястье. И негромко рассмеялся: – Не скажу, чтобы судьба сгущалась и висела, как выразилась Проказница. Часть ее улетела прочь вместе с драконицей. Она повелевает, чтобы Властелины Трех Стихий вновь встали на крыло. А вот оставшаяся часть сегодняшней судьбы только что свалилась тебе прямо на голову. Ну и как оно? Небось потяжелее короны?
– Отвяжись, – прошептал Кеннит. Обращался он, впрочем, не столько к мерзкой деревяшке, сколько к прошлому, которое дотянулось до него сквозь время. И вызвало к жизни воспоминания, бесконечные воспоминания, которые он так долго и старательно хоронил. Вот он стоит в кругу рук отца, ведущего корабль, и сам тянется ручонками к спицам штурвала Совершенного. А вот они идут по Делипаю, и он сидит у отца на плечах, а мать смотрит на него снизу вверх и смеется, и в ее темных волосах вьется яркий-яркий шарф.
Воспоминания о былом счастье были еще невыносимее, чем память о боли. Потому что они казались жестокой и лживой насмешкой. Потому что все они были стерты одной темной, страшной, кровавой ночью.
И вот Этта желала все начать заново. Да что она, спятила? Она что, не понимала, чем все должно было кончиться? Наступит время, и ему неизбежно придется причинить боль ребенку. Не оттого, что он этого хотел бы, просто в силу неизбежности. Нынешний миг был поворотной точкой маятника; далее он полетит обратно и понесет их с собой, а на другом конце размаха он станет Игротом, а Игрот станет им, и… И тогда-то ребенку не миновать участи, которую некогда претерпел сам Кеннит от его рук.
– Несчастный, жалкий ублюдок! – в ужасе прошептал талисман, но Кеннит не слушал.
Он знал: жалость не остановит приговора судьбы. Ничто не спасет ни его, ни ребенка. События потекут по кругу, начертанному временем и судьбой, и этой колеи ничто не изменит. Так всегда было в прошлом. Так всегда будет и впредь.
– Кэп? – позвал Йола, и Кеннит чуть не вздрогнул.
Как долго стоял с ним рядом старпом, прежде чем окликнуть? Кеннит тряхнул головой, и одолевавшие его мысли разлетелись, точно пух с одуванчика. Да о чем он, собственно, думал? И когда это успел начаться дождь?.. Чтоб ей провалиться, этой шлюхе. Нашла же время – вот так отвлечь его от всего!
А старпом сглотнул и добавил:
– Кэп, нам джамелийцы сигналят.
– Где сатрап? – сердито осведомился Кеннит. Плотнее завернулся в плащ и смахнул с лица дождевую сырость. Зимний дождь был очень холодным.
Йола посмотрел на него со страхом:
– Сатрап здесь, позади тебя стоит.
Кеннит покосился назад. Рядом с сатрапом он увидел Малту, причем ее тюрбан снова был на своем месте. А рядом с сестрой торчал Уинтроу. Когда это они все успели подняться на бак? Сколько же, получается, он простоял столбом, оглоушенный Эттиными новостями?
– Вот именно, – проворчал Кеннит, перенаправляя свой гнев. – Позади меня. Там, где ему самое место. Так. Ответь на их сигнал. Отсемафорь: дескать, король Кеннит предлагает им хорошенько подумать. Напомни, что одно мое слово – и змеи вернутся. А потом сообщи, что я не уничтожить их стремлюсь, но лишь вынуждаю чтить законное соглашение. Если хотят, пусть вышлют вперед один корабль со своими представителями. Они будут допущены на борт и смогут услышать из уст самого сатрапа, что все мои претензии суть истина!
Йола явно оживился.
– Значит, змеи нас не покинули? Они вернутся, если ты их позовешь?
Найдись поблизости хоть одна змея, Кеннит в подтверждение своих слов немедленно скормил бы ей Йолу.
– Иди передай мое сообщение! – рявкнул он на старпома.
И вновь повернулся лицом к джамелийским судам. Он хорошо знал, как собирается подобный флот. Каждый корабль принадлежит какому-нибудь вельможе. И конечно, этот вельможа мечтает вернуться домой с немеркнущей славой и с богатой добычей. Кабы они там не передрались, кому именно возвращать сатрапа домой и кому вести об этом переговоры! Интересно, хватит у них глупости прислать ему по заложнику от каждого корабля? Кеннит крепко на это надеялся. Но и возможность кровавой рукопашной из виду не упускал.
Когда Малта убежала от начавшего приходить в себя Рэйна, Альтия и Йек подняли ее жениха и перенесли в каюту Альтии. И там, лежа на ее койке, он мало-помалу очнулся.
– Где Малта? – спросил он, еле ворочая языком. – Разве я не нашел ее?
Из одной ноздри, мало-помалу утихая, еще текла кровь.
– Нашел, нашел, – успокоила его Альтия. – Просто ее капитан Кеннит позвал.
Рэйн вдруг прижал обе ладони к своему лишенному вуали лицу.
– Она… видела меня? – спросил он с ужасом. Подобный вопрос, да еще заданный при таких обстоятельствах, требовал правдивого ответа.
– Да, видела, – ответила Альтия тихо. Не было толку лгать или как-то еще пробовать щадить его чувства. Выражение медных глаз постичь было трудно, а вот сжатые губы – вполне. – Она очень молода, Рэйн, – сказала Альтия. – Ты знал это, когда впервые начал за нею ухаживать. – Она пыталась говорить утешающе и вместе с тем твердо. – Не ждешь же ты в самом деле…
– Оставьте меня, пожалуйста, – попросил он негромко.
Йек, неотрывно смотревшая на него все это время, молча отворила дверь, и Альтия вышла вслед за подругой.
– Там, на деревянных гвоздиках, одежда Уинтроу, – сказала она уже через плечо. – Если хочешь, переоденься в сухое.
Правда, она весьма сомневалась, что одежки племянника ему подойдут. Если не считать птичьих глаз и чешуи на лице, Рэйн был видный парень, весьма рослый и мускулистый.
Выйдя из каюты, Альтия прислонилась к стене, и Йек устроилась с нею рядом.