Корабль судьбы. Том 2 - Страница 57

– Мало проку в том, чтобы вот так валяться в темноте и впустую жалеть себя!

Сатрап повернул голову и посмотрел на нее, так щурясь на свет, что глаза превратились в две узенькие щелки.

– Я умираю, – хрипло пожаловался он (в который раз за время их путешествия, вот что интересно). – И никому нет дела до моих мук. Он нарочно раскачивает корабль, я знаю, он нарочно раскачивает его. Чтобы лишний раз посмеяться надо мной на глазах у команды.

– Ничего подобного. У «Пеструшки» просто такой ход. Капитан сам рассказал мне прошлым вечером, во время ужина. Так уж у нее корпус устроен, и в этом все дело. Если бы ты выбрался на палубу, подышал свежим воздухом и посмотрел на воду, качка перестала бы так сильно беспокоить тебя!

– Слова, слова…– пробормотал Касго. – Я-то знаю, что мне действительно помогло бы. Я хочу покурить. Вот единственное средство против морской болезни!

– Да послушай же наконец. Первые два дня я тоже в лежку лежала, и тогда капитан Рыжик порекомендовал мне то же, что и я тебе сейчас. Мне было худо, я подумала, что терять уже нечего, попробовала. И помогло! Капитан сказал – дело в том, чтобы самому увидеть, как корабль двигается относительно воды. Ну, что-то в таком роде. В общем, пока сидишь тут внизу и смотришь в стену или валяешься на койке впотьмах, твой желудок не в состоянии разобраться, что же чувствует голова!

– Скорее, мой желудок не может разобраться с тем, что моя голова знает, – парировал Касго. – Я же сатрап, великий государь всея Джамелии, и прочая, и прочая. И при всем том какая-то банда оборванцев пиратов держит меня – меня! – в плену да еще в таких нечеловеческих условиях! Я – властитель Жемчужного Трона. Я ношу титул Возлюбленного Са. Я – наследник доброй тысячи мудрейших правителей, династии, чье начало отсчитывается чуть не от сотворения мира. А ты смеешь разговаривать со мной, как если бы я был ребенком, не утруждая себя даже подобающим обращением. – И он снова отвернулся к стене. – Нет, лучше уж умереть. Пусть я умру – и тогда-то весь мир восстанет во гневе и ополчится на вас за то, что вы со мной сделали. На вас… на тебя…

Может, в душе Малты и шевелились какие-то крупицы сострадания, но эта мощная волна жалости к себе любимому смыла их мигом и без остатка. Да уж! Нечеловеческие условия! Каютка ему, видите ли, маловата. И служанок – всего одна Малта. А всего хуже, по-видимому, было то, что пираты предоставили ей отдельное помещение. «Пеструшка» была не особенно велика, но Рыжик с командой явно знали толк в личных удобствах. И признавали такое же право за своими невольными спутниками.

Изначально Малта собиралась уговорить Касго присоединиться к ней за капитанским столом. Теперь она видела, что эту идею, похоже, придется отставить. Но все же решила сделать последнюю попытку и сказала:

– Чем валяться тут, как разобиженное дитя, и воображать посмертное отмщение, от которого тебе ни жарко ни холодно уже не будет, лучше бы ты проявил какое-никакое присутствие духа. Покамест в глазах этих людей вся цена тебе – твое имя и титул. Может, встанешь на ноги и покажешь им, что все это не пустой звук? Что ты человек и мужчина? Чего доброго, в самом деле начнут тебя уважать.

– Это я должен еще завоевывать уважение пиратов? Убийц и грабителей? Нечего сказать, великая и достойная цель! – Касго повернулся на бок, снова обратившись к Малте лицом. Лицо у него было бледное и изможденное. Он смерил ее взглядом, полным отвращения: – Надо думать, тебя они зауважали за то, как быстро ты обратилась против меня? За то, что телом и душой продалась им, спасая свою никчемную шкуру?

Вот так-то. Прежняя Малта, скорее всего, вмазала бы царственному ублюдку по роже. Малта нынешняя, прошедшая кое-какую жизненную школу, умела пропускать мимо ей оскорбления, глотать справедливое негодование и вообще применяться к любой ситуации. Чтобы раз за разом оставаться в живых.

Она отряхнула юбки, в которые была облачена, – яркие, красивые юбки: алая поверх желтой, а желтая – поверх синей. На ногах у нее были очень теплые шерстяные чулки в красно-белую полоску. Еще она носила белую рубашку и поверх нее – уютную жилетку, красную с желтым. Эту жилетку она сама себе сшила не далее как вчера вечером. А из остатков ткани (на обновку пошло распоротое платье) соорудила себе головной убор.

– Я вернусь поздно, – невозмутимо сообщила она сатрапу. – И чего-нибудь тебе поесть принесу.

– Только не думай, что я твоим объедкам обрадуюсь, – бросил он кислым тоном. И добавил, когда она уже протянула руку к двери: – Твоя шляпка… или как там она называется… никуда не годится. Она не закрывает шрам!

Малта даже не обернулась.

– А я и не стремилась его прятать, – сказала она.

– Раздобудь мне травки! – заорал он внезапно. – Я знаю, у них наверняка есть хоть сколько-то на борту! Наверняка есть! Ты лжешь, утверждая, будто здесь нет ни крупинки! Это мое единственное спасение, а ты злонамеренно утаиваешь его от меня! Ты дрянь! Дура! Непотребная девка!

Малта закрыла дверь с другой стороны. Потом ненадолго прислонилась к стене, чтобы перевести дух. Совсем ненадолго. Подхватив юбки, она устремилась дальше чуть ли не бегом. Капитан Рыжик не любил, когда приглашенные к столу опаздывали.

У двери каюты Малта снова чуть помедлила, на сей раз чтобы отдышаться. А потом движением, порожденным привычкой – наследием иной жизни, иного мира, – слегка пощипала себя за щеки, вызывая приятный румянец, и чуть-чуть взбила волосы. Вот теперь все готово. Малта торопливо расправила юбки и вошла.

За столом уже собрались все, кроме нее. Капитан Рыжик наградил ее суровым взглядом, и Малта ответила низким реверансом: